Жизнь языка: Памяти М. В. Панова - Сборник статей

Т.: Ну, это да, тут качество…

Я.: Ну, это Михаил Викторович даже на себя не похож.

З.: Ну как же?

П.: Как будто меня корова…

З.: Нет-нет-нет-нет-нет. Ну, это просто…

П.:…не зараженная бешенством, облизала.

З.: А вы знаете, что вчера был митинг в защиту свободы слова?

П.: Да?

З.: Да. И моя Люся, и Марк ходили туда. Собралось очень много народу.

П.: Мои студенты об этом говорили, но я не совсем понял. Значит, это митинг в защиту свободы. Они торопились на него.

З.: Свободы слова. Не просто свободы, а свободы слова.

Я.: Ну, это за НТВ и вот… все-таки?

З.: Нет, ну НТВ как бы рядом, но это вообще шире было, просто…

Я.: Ну понятно, но вот…

З.: Да.

Я.:…все-таки как бы и НТВ.

П.: Что вы сказали, Галя?

Я.: Ну, по-моему, инициаторы-то все-таки НТВ?

З.: Нет, инициатор…

Я.: Нет?

З.:…«Яблоко», «Союз правых сил» и НТВ – три организации.

Я.: Ну, это вот в связи с проблемами все-таки НТВ, ну да, но шире, но…

З.: Прекрасно выступал Явлинский. Я не знаю, вы слышали или нет?

Т.: Я только фрагмент видела.

З.: Он вообще человек довольно… ну, я бы не сказала, что он оратор, но тут он выступил действительно как оратор – хорошо по мысли и прекрасно, эмоционально и просто зажигательно.

Я.: Вы по телевидению смотрели?

З.: Я по телевизору слышала. Я оставалась дома, потому что я не в силах была идти, но я слышала больше, чем мои дети, которые пошли, потому что там было, говорят, до пятнадцати тысяч народу, очень много, и, конечно, было не слышно, так сказать, все. Вот.

П.: Бедная Россия! Все еще она должна отстаивать… право на… свободу слова.

Т.: Да. Вот так.

Т.: Ну, мы должны поблагодарить Михаила Викторовича.

З.: Михаил Викторович, спасибо!

Т.: Спасибо вам большое!

П.: Спасибо, что пришли, очень вы меня радуете. Валентина Федоровна, приходите к нам в гости не записывать (Г. смеется), а просто так.

Т.: С удовольствием, спасибо. Дорожку мы с вами теперь проторили. Так что спасибо и вам, Елена Андреевна, за этот подарок.

З.: Спасибо вам. Вы здесь просто главный деятель…

П.: А я Валентину Федоровну очень полюбил, хочу с нею встречаться независимо от записи.

Т.: (Смеется.) Михаил Викторович, спасибо вам. Взаимно, надо сказать, у нас любовь.

З.: Да, я тоже Валентину Федоровну полюбила, и даже мой зять, который говорит: «Звонит дама с очень вежливым интеллигентным голосом».

П.: А то, что я, Елена Андреевна, вас полюбил, это вы знаете, и ко мне будете приходить.

З.: Я надеюсь, Михаил Викторович.

П.: И то, что я люблю…

З.: И Галю.

П.:…эту умницу… Галину Борисовну, это она тоже знает.

З.: Я такие слова, как Галя Якимчик, давно слышала.

(Конец записи.)

3. Разговор М. В. Панова с В. С. Елистратовым. 1 марта 2000 г

Беседа состоялась 1 марта 2000 года. Продолжалась она около двух с половиной часов. Первая часть беседы, посвященная в основном воспоминаниям Михаила Викторовича о пединституте, о его работе со школьниками и вообще проблемам школы, была напечатана в газете «Русский язык» (1–7 мая 2002, с. 11–16). Вторая часть беседы воспроизводится здесь.

<…>

В. Е.: Скажите, а вот формалистов в жизни вы видели?

М. П.: Никого из них я не видел.

В. Е.: Не получилось, да?

М. П.: Я видел только книги.

В. Е.: А Виноградова часто видели?…

М. П.: Виноградов был… рядом со мной. Вернее, я рядом с ним. Часто был. Он меня пригласил в Институт русского языка. Разговор шел такой… Довольно долгий. Час он со мной на всякие темы говорил. Какие-то извлекал сведения обо мне. Потом говорит: «А вы в институте не хотите преподавать?» Пригласил в Институт русского языка. Я говорю: «Виктор Владимирович, я в трудном положении буриданова осла. Куда мне двинуться?» А он: «Ну, ладно. Пока подождем. Пока – Институт русского языка. А потом будет видно». А потом меня пригласили в университет. Но вот, значит… Виноградов совершенно был человек доступный вниманию простых людей, как я. Я-то кто был? Кандидат наук. И все. И тем не менее он был очень внимателен и чуток.

В. Е.: А это правда, что он был человек ехидный?

М. П.: Очевидно, по отношению к тем лицам, которые заслуживали ехидства. Он был очень человек справедливый. Вот. Он был смел. Ну, например. Какое-то заседание… Заседает вся эта дирекция Института русского языка, кто-то из членов Ученого совета… Вот… я там тоже был приглашен. И Виктор Владимирович предлагает какую-то работу. Протченко, цековская свинья, был заместителем этого самого… забыл. Цекист, навязанный Институту русского языка. Заместителем Виноградова был Ожегов, уважаемое лицо, человек не случайный в науке. Вдруг сообщение, что ЦК посылает в качестве заместителя Протченко… Сейчас же вдруг незаслуженно Ожегов снимается с должности. Но он был заведующим… И все… так что… Но все равно обидно! Вдруг ни с того ни с сего сняли! Дубина стала заместителем! И вот в ответ на предложение директора – какое-то начинание института… возглавить… Вдруг встревоженный Протченко (испуганно): «Это надо согласовать заранее с Ивановым!» Был в ЦК такой… Вы знаете Иванова?

В. Е.: Нет. Ивановых много.

М. П.: Иванова из ЦК.

В. Е.: Нет.

М. П.: Вы счастливый человек. Это был шеф в Центральном Комитете Института русского языка. И он как раз… Протченко по его предложению нам навязали. Это был действительно тип абсолютной тупости, абсолютной наглости. (Продолжая подражать испуганному Протченко) «Да, да, да… согласовать с Ивановым!» И тут Виктор Владимирович (гневно): «С Ивановым?!. А что такое Иванов?!. Иванов – это милиционер!!.» И тут… у него так… (делает крайне разгневанное лицо) «Мильтон!!!» – сказал он. (Смеется.) И вот когда мы расходились, один сказал: «Ну, Протченко сейчас же побежит доносить в ЦК». И мудрый Бархударов Степан Григорьевич сказал: «Не побежит. Доносчику – первый кнут. Он побоится». (Смеется.) Вот.

В. Е.: А Ушаков?

М. П.: Ушаков умер до того, как я начал заниматься лингвистикой.

В. Е.: Ну, в конце 30-х…

М. П.: Я мог видеть Петерсона. Но, к сожалению, не видел. Из формалистов я видел… Первое поколение формозовцев.

В. Е.: Формозовцев?…

М. П.: (не расслышав) Да. Ушаков… Дурново – я его, естественно, не видел. Он был уже уничтожен в лагере. Петерсон… Вот три великих. Ну, кроме того, Поржезинский, верный оруженосец Формозова…

В. Е.: Как?…

М. П.: (нерасслышав) …уехавший в 19-м году в Польшу. Все вот забывают Поржезинского, а это был самоотверженно преданный Формозову человек. Формозов читал лекции по готскому языку… Вот что значит 80 лет! Не Формозов, а Фортунатов! Совсем я…

В. Е.: А то я сижу…

М. П.: (очень энергично раскачиваясь и скандируя) Фор-ту-на-тов! Фор-ту-на-тов! Фор-ту-на-тов!.. Фортунатов читал лекции по готскому языку. Они не остались в виде связанного текста. Конспекты… Поржезинский их закон-спе-кти-ровал все! У него был такой дар. Устную речь он законспектировал, записал, отпечатал и дал на просмотр Фортунатову. Теперь у нас есть лекции Фортунатова, потому что их записал Поржезинский.

В. Е.: Как с Соссюром история…

М. П.: Да-да… Вот. Но зато я второе поколение застал. Моими учителями были Аванесов – официально (и неофициально он был настоящий учитель), Реформатский – неофициально, но он сам называл меня своим учеником и даже представлял: «Мой ученик Панов». И Сидоров. Я написал воспоминания о Сидорове, и поэтому сейчас я вам говорить не буду. Они будут опубликованы в сборнике о Сидорове. Вот. Я довольно часто ходил к нему в гости. Я расскажу об этом. Как я с ним познакомился. Ведь было время, когда Аванесов и Сидоров были во враждебных отношениях. Вы знаете, что они даже не здоровались друг с другом… Пришел я в МГУ. Там мой руководитель научный как аспиранта Аванесов. Я подошел. На диванчике сидит Реформатский. И Сидоров. С которым я был знаком, потому что я всегда его видел на кафедре и – еще студентом – всегда здоровался. Вот. Я подхожу к ним. Сидоров встает и уходит к окну. Тот как закричит, Реформатский (с нечеловеческим отчаянием): «Володя! Ну нельзя же так! Миша ни в чем не виноват!» (Смеется.) Сидоров повернулся на 180°, вот так (показывает), мы пожали друг другу руки. Он опять на 180° повернулся и все-таки ушел. (Смеется.) И всегда мы здоровались так… что он был страшно сух со мной. Как лазутчик Аванесова, значит, я у него был. А потом вышла книга 56-го года Аванесова. Аванесов мне рассказывал просто в личных беседах. Мы с ним говорили об этой книге. Я понял, что это действительно очень крупное событие в истории языкознания и в истории теории фонем. Но я эти взгляды не принял. Их не разделял. И, значит, об этом я и не скрывал… Скажем, говорил, что я ценю новые взгляды Аванесова как много открывшего горизонтов науки. Но мне они чужды. Владимир Николаевич вдруг подходит ко мне: «Я слышал, вы тоже не принимаете взглядов Аванесова». Сменил гнев на милость. (Смеется.) Вот. И вскоре после этого я довольно часто стал ходить к нему в гости. Вот об этом я написал в воспоминаниях. Вот.